Я не верю в Бога. Я знаю, что Бог есть. (Карл Юнг)
У Бога нет религии. (Махатма Ганди)
* * *
Севиндж искала свою мать, но той почему-то, не было в доме. Девочка выбежала во двор и стала звать маму, которая, согнувшись пополам, обрывала ненужные листья у корня кустов помидор.Услышав зов ребенка, она сразу же откликнулась. Севиндж не сразу поняла, откуда донесся голос матери и, окинув двор быстрым взглядом, заметила ту между грядок «бычьего сердца». Девочка была немного удивлена, в это время суток мама обычно готовила обед на кухне, но сегодня из-за стирки она успела только полить грядки, и сейчас под лучами жаркого летнего солнца доделывала работу.
Севиндж радостно подбежала к матери и спросила:
- Мам, можно я пойду к Бабане?
Та, кого девочка ласково называла «Бабаней», была пожилая женщина, живущая в соседнем доме. Баба Аня дважды была замужем, но из-за бесплодия оба брака оказались неудачными, и теперь она жила одна в своем уютном деревенском домике. Севиндж все время была с ней, они вместе пасли овец, копали картошку, воровали соседскую вишню.
- Мам, можно?
- Нет, нельзя. Она пожилая женщина, оставь ее в покое. Хоть один день побудь дома.
- Мам, ну пожалуйста…- жалобно проскулила девочка.
- Я сказала - нет. Иди домой, сейчас будем обедать.
Отрицательный ответ расстроил девочку, и та, опустив голову на грудь, медленно поплелась в дом. Остановившись у порога, Севиндж обернулась к матери и с обидой произнесла:
- Нас у тебя трое, а у нее никого нет.
* * *
- Ты как раз вовремя. Сейчас будем картошку кушать.
Это была та самая картошка, которую они вместе выкопали на прошлой неделе. Молодая мелкая картошка не нуждалась в очистке. У Бабы Ани был свой собственный рецепт: отварную мелкую неочищенную картошку она разрезала пополам, добавляла крупнонарезанный зеленый лук и поливала это растительным маслом. Это блюдо стало ее любимым, и теперь она, видя в тарелке отварную картошку, просила маму нарезать зеленый лук и полить еду маслом. Но как только мать брала в руки бутылку растительного масла Севиндж подбегала и с криками «Дай, я сама!» вырывала бутылку из маминых рук и жадно смотрела, как картошка под обильной струйкой масла становится блестящей. Мать ругала ее, говоря, что она не съест картошку и лишь понапрасну потратит столько масла, но в своей тарелке Севиндж никогда не оставляла ни крошки.
За маленький стол могли поместиться только три человека, так как стол был придвинут к окну. Баба Аня села напротив двери, Севиндж напротив окна. В маленькой кухне помещалось не очень много мебели. Мухи не переставая жужжали над мусорным ведром. На табуретке в углу, куда Баба Аня всегда бросала свою фуфайку, мирно спала Мурка. Вода в синем чайнике уже начала бунтовать и грозила вот-вот вылиться наружу. Баба Аня, не вставая со стула, дотянулась до газовой плиты и убрала чайник в сторону. Севиндж смотрела в окно, там играли соседские дети. Она машинально отправляла в рот картошку, мысленно она была за окном, рядом с детьми, которые по густой траве гоняли маленький пластмассовый мячик. Севиндж начала качать ногами под столом и считать про себя «Раз, два, раз, два…».
- Ты в бога веришь?
Внезапный вопрос застал девочку врасплох. Сначала ей послышалось «Ты ногами вертишь?» и она, быстро усмирив ноги, которые не доходили до пола и сейчас остались висеть в воздухе, сказала:
- Нет.
Спустя несколько секунд до нее дошел вопрос, но было уже поздно. Баба Аня, ничего не сказав, встала из-за стола и стала заваривать чай. Севиндж же опустила голову вниз, в тарелке оставалось несколько картофелин, но ей почему-то расхотелось есть. Она чувствовала себя виноватой.
Баба Аня с девочкой выпили чаю и вышли на улицу. Перед выходом во двор старушка, вытянув из под Мурки фуфайку, встряхнула ее и накинула на свои жилистые плечи. Кошка же, спрыгнув на пол, несколько раз потянулась, а потом снова запрыгнула уже на голую табуретку и опять заснула. Севиндж, не поднимая головы, последовала за бабой Аней, она все еще чувствовала себя виноватой.
У Бога нет религии. (Махатма Ганди)
* * *
Севиндж искала свою мать, но той почему-то, не было в доме. Девочка выбежала во двор и стала звать маму, которая, согнувшись пополам, обрывала ненужные листья у корня кустов помидор.Услышав зов ребенка, она сразу же откликнулась. Севиндж не сразу поняла, откуда донесся голос матери и, окинув двор быстрым взглядом, заметила ту между грядок «бычьего сердца». Девочка была немного удивлена, в это время суток мама обычно готовила обед на кухне, но сегодня из-за стирки она успела только полить грядки, и сейчас под лучами жаркого летнего солнца доделывала работу.
Севиндж радостно подбежала к матери и спросила:
- Мам, можно я пойду к Бабане?
Та, кого девочка ласково называла «Бабаней», была пожилая женщина, живущая в соседнем доме. Баба Аня дважды была замужем, но из-за бесплодия оба брака оказались неудачными, и теперь она жила одна в своем уютном деревенском домике. Севиндж все время была с ней, они вместе пасли овец, копали картошку, воровали соседскую вишню.
- Мам, можно?
- Нет, нельзя. Она пожилая женщина, оставь ее в покое. Хоть один день побудь дома.
- Мам, ну пожалуйста…- жалобно проскулила девочка.
- Я сказала - нет. Иди домой, сейчас будем обедать.
Отрицательный ответ расстроил девочку, и та, опустив голову на грудь, медленно поплелась в дом. Остановившись у порога, Севиндж обернулась к матери и с обидой произнесла:
- Нас у тебя трое, а у нее никого нет.
* * *
- Ты как раз вовремя. Сейчас будем картошку кушать.
Это была та самая картошка, которую они вместе выкопали на прошлой неделе. Молодая мелкая картошка не нуждалась в очистке. У Бабы Ани был свой собственный рецепт: отварную мелкую неочищенную картошку она разрезала пополам, добавляла крупнонарезанный зеленый лук и поливала это растительным маслом. Это блюдо стало ее любимым, и теперь она, видя в тарелке отварную картошку, просила маму нарезать зеленый лук и полить еду маслом. Но как только мать брала в руки бутылку растительного масла Севиндж подбегала и с криками «Дай, я сама!» вырывала бутылку из маминых рук и жадно смотрела, как картошка под обильной струйкой масла становится блестящей. Мать ругала ее, говоря, что она не съест картошку и лишь понапрасну потратит столько масла, но в своей тарелке Севиндж никогда не оставляла ни крошки.
За маленький стол могли поместиться только три человека, так как стол был придвинут к окну. Баба Аня села напротив двери, Севиндж напротив окна. В маленькой кухне помещалось не очень много мебели. Мухи не переставая жужжали над мусорным ведром. На табуретке в углу, куда Баба Аня всегда бросала свою фуфайку, мирно спала Мурка. Вода в синем чайнике уже начала бунтовать и грозила вот-вот вылиться наружу. Баба Аня, не вставая со стула, дотянулась до газовой плиты и убрала чайник в сторону. Севиндж смотрела в окно, там играли соседские дети. Она машинально отправляла в рот картошку, мысленно она была за окном, рядом с детьми, которые по густой траве гоняли маленький пластмассовый мячик. Севиндж начала качать ногами под столом и считать про себя «Раз, два, раз, два…».
- Ты в бога веришь?
Внезапный вопрос застал девочку врасплох. Сначала ей послышалось «Ты ногами вертишь?» и она, быстро усмирив ноги, которые не доходили до пола и сейчас остались висеть в воздухе, сказала:
- Нет.
Спустя несколько секунд до нее дошел вопрос, но было уже поздно. Баба Аня, ничего не сказав, встала из-за стола и стала заваривать чай. Севиндж же опустила голову вниз, в тарелке оставалось несколько картофелин, но ей почему-то расхотелось есть. Она чувствовала себя виноватой.
Баба Аня с девочкой выпили чаю и вышли на улицу. Перед выходом во двор старушка, вытянув из под Мурки фуфайку, встряхнула ее и накинула на свои жилистые плечи. Кошка же, спрыгнув на пол, несколько раз потянулась, а потом снова запрыгнула уже на голую табуретку и опять заснула. Севиндж, не поднимая головы, последовала за бабой Аней, она все еще чувствовала себя виноватой.
* * *
- Бабаня, почему ты всегда в фуфайке, тебе разве не жарко?
День близился к концу. Баба Аня вместе с Севиндж загоняли овец в сарай. Услышав вопрос ребенка, старушка рассмеялась.
- Вот постареешь сама и тоже будешь в фуфайке ходить. Старикам всегда холодно.
Девочка не понимала, почему старым всегда холодно, а сейчас это волновало ее меньше всего. Севиндж усердно отгоняла от себя комаров и была бы сейчас не против одеться во что-нибудь теплое, лишь бы не оставить открытого участка кожи для этих надоедливых насекомых.
- А можно я сегодня у тебя останусь?- спросила Севиндж.
Они, закончив работу, возвращались в дом.
- А ты у мамы отпросилась?
Баба Аня уже стояла на пороге. Она открыла дверь и хотела пропустить девочку первой, но та вдруг сорвалась с места и убежала. Баба Аня только услышала «Я сейчас!», немного постояв на улице, и, проводив девочку взглядом, зашла в дом и стала стелить постель. «Эх, не отпустит ведь», думала про себя баба Аня. Спустя несколько минут в дверь постучали. Лишь старушка отворить дверь, как Севиндж вбежала в дом и стала оживленно о чем-то говорить:
- Мама сегодня пирожки готовила, а мне даже не сказали. Они почти все сожрали, мама только две штуки оставила. Я сюда принесла. Одна тебе, одна мне. Держи!
Сказав все это, девочка протянула пирожок, сжатый в левой руке, старушке, тот, что был в правой, она уже успела откусить по дороге, и сейчас, закончив свою речь, стала его доедать.
- Ты же знаешь, у меня зубов нет. Ешь сама – с улыбкой на лице произнесла баба Аня.
Севиндж такой ответ пришелся по душе. Она радостно прошла в гостиную, уселась на диван и включила накрытый белой кружевной салфеткой телевизор. Баба Аня очень редко смотрела телевизор, и очень редко ела пирожки. Еще реже она ела шоколад. Месяц назад Севиндж на день рождение бабы Ани подарила ей коробку шоколадных конфет. Ей очень хотелось, чтобы старушка угостила ее первой, но та даже не открыла коробку. Севиндж уже и не надеялась больше отведать этих сладостей, но на днях увидела коробку целой и невредимой в шкафу с бельем. Севиндж знала, что не выдержит больше недели, и если баба Аня сама не предложит ей эти конфеты, то она сама попросит открыть эту коробку.
- Внучка, айда спать, – позвала из соседней комнаты баба Аня.
Старушка не могла запомнить непривычное для нее имя, и поэтому называла девочку просто внучкой. Севиндж уже умела писать и часто приносила бабе Ане кусочек белой бумаги с накарябанными на ней буквами, из которых состояло ее имя. Чтобы старушке не пришлось надевать очки, буквы были крупные.
Севиндж доела пирожки и вытерла руки о подол платьица, потом, стянув его через голову, запрыгнула на железную советскую кровать с панцирной сеткой, которая прогнулась под ее маленьким весом. Баба Аня выключила свет, потом прошла в соседнюю комнату и выключила телевизор. Перед сном старушка обходила все комнаты и, убедившись, что все в порядке, читала молитву перед сном. Самым любимым занятием девочки было, притворившись спящей, наблюдать за старушкой.
* * *
Белые занавески, не доходящие до середины окна, в ярком лунном свете казались серебряными. Тишину ночи изредка нарушал собачий лай, вслед за которым где-то далеко эхом отзывались другие собаки. Севиндж услышала скрип половиц и глубже зарылась в одеяло. Она знала, что сейчас баба Аня, уже перекрестив все комнаты, войдет в спальню и перед сном прочтет длинную молитву. Из-за лунного света глаза девочки ярко белели в темноте комнаты. Боясь быть замеченной, она закрыла глаза.
Баба Аня, стоя в дверях комнаты, начала шепотом читать молитву. Севиндж, чтобы разобрать хоть какие-то слова, старательно прислушивалась.
Она отчетливо услышала слова «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Господи Иисусе Христе…». Шепот становился все неразборчивее. Севиндж открыла глаза и увидела, как худощавая рука очертила в воздухе крест. Баба Аня стояла к ней лицом и девочка, закрыв глаза, продолжила претворяться. Через некоторое время шепот утих. Баба Аня легла в постель и обняла девочку.
- Если захочешь в туалет, разбуди. Я горшок возле двери поставила.
Севиндж решила было не отвечать, ведь она же притворялась спящей. Она подумала, что Баба Аня увидела, как она открыла глаза и если та знала, что она сейчас не спит, будет нехорошо не ответить.
- Хорошо.
Севиндж снова обуяло чувство вины, которое не позволило ей доесть свою картошку. Она видела, как баба Аня сильно верит в Бога, и думала, что расстроила ее своим отрицательным ответом. Но она даже не знала, кто такой Бог.
Тишину ночи разрезал детский шепот:
- А Бог это тот, кому вы молитесь, чтобы у нас все было хорошо?
- Да.
- А их много?
- Кого?
- Ну, Богов.
- Бог один.
- А почему мама молится другому Богу?
Наивный детский вопрос рассмешил старушку.
- Это тот же самый Бог, просто называет она его по-другому. Я тебя вот по-другому называю, а мама по-другому, но ты у нас все равно одна.
- Бабаня, а ты в Бога сильно веришь?
- Конечно. Я не только верю, я знаю. Вот он, например, тебя мне прислал.
Они уже разговаривали в полный голос, но после этих слов Севиндж вдруг села в постели и с живостью в голосе быстро протараторила:
- Это не Бог, это мой папа нас привез сюда. Папа, а не Бог.
Старушка, смеясь, успокаивала девочку.
- Ну, папа, папа. Все. Успокойся. Ложись.
Баба Аня, дождавшись, пока девочка успокоится, добавила:
- Вырастешь, все поймешь. А сейчас спи.
Она прижала девочку к себе и крепко обняла. Сейчас Севиндж свернувшись калачиком в объятиях этой старушки, чувствовала себя хуже, чем пять минут назад. Надо было просто сказать, что она тоже верит в этого Бога, и таким образом обрадовать старушку. С этими мыслями Севиндж заснула.
* * *
Стоя в сенях Севиндж долго смотрела на висевшую на крючке фуфайку. Подойдя к ней, она схватилась за подол и, несколько раз подпрыгнув, сняла ее с вешалки. Посмотрев по сторонам и убедившись, что никого нет, девочка накинула фуфайку на плечи. В сенях было темно и прохладно, и, укутавшись в теплую вещь, она немного согрелась. Кое-как вытащив руки из длинных рукавов, она попыталась застегнуться на три пуговицы, безвольно болтавшиеся по бортам фуфайки. Посмотрев вниз, она увидела только пальчики ног, все остальное было надежно укрыто. Закончив бой с пуговицами, она немного прошлась, подивилась удобству фуфайки и подумала, что будь у нее такой предмет гардероба, она бы с ним тоже не расставалась. За дверью она услышала шум и, не расстёгивая пуговиц, быстро сняла фуфайку через голову, а затем бросила ее на пол под вешалкой и, отдернув майку вниз, уже хотела уйти в гостиную, как дверь кухни отворилась и из нее вышла баба Аня.
- Ты еще не спишь?
- Я телевизор смотрела, - сказала Севиндж и прошла прямо в спальню, – а ты что делала на кухне?
- Чай пила.
Баба Аня принесла одеяло из соседней комнаты и накрыла его поверх одеяла, которым уже была укрыта Севиндж. Девочка сразу запротестовала и отпихивая от себя одеяло, громко проговорила.
- Не надо меня укрывать!
- Спи. Ночью будет холодно.
Старушка легла рядом с девочкой и, повернувшись к ней лицом, стала поправлять одеяла.
После некоторого молчания, Севиндж тихо сказала:
- Бабаня, покажи, как ты крестишься.
- Поздно уже, завтра покажу.
- Ну, покажи, - не унималась девочка.
Перевернувшись на спину, баба Аня подняла руку вверх и стала комментировать свои движения:
- Смотри, три пальчика сложила, и лоб, пупок, часы, кошелек.
Маленькая комната ярко освещалась полной луной и девочка ясно видела руку плывущую в воздухе, это движение ее всегда завораживало и сейчас перевернувшись на спину так же, как и баба Аня, она крестилась.
- Лоб, пупок, часы, кошелек, - шептала Баба Аня.
- Лоб, пупок, часы, кошелек - вторил ей голос девочки.
- Бабаня, почему ты всегда в фуфайке, тебе разве не жарко?
День близился к концу. Баба Аня вместе с Севиндж загоняли овец в сарай. Услышав вопрос ребенка, старушка рассмеялась.
- Вот постареешь сама и тоже будешь в фуфайке ходить. Старикам всегда холодно.
Девочка не понимала, почему старым всегда холодно, а сейчас это волновало ее меньше всего. Севиндж усердно отгоняла от себя комаров и была бы сейчас не против одеться во что-нибудь теплое, лишь бы не оставить открытого участка кожи для этих надоедливых насекомых.
- А можно я сегодня у тебя останусь?- спросила Севиндж.
Они, закончив работу, возвращались в дом.
- А ты у мамы отпросилась?
Баба Аня уже стояла на пороге. Она открыла дверь и хотела пропустить девочку первой, но та вдруг сорвалась с места и убежала. Баба Аня только услышала «Я сейчас!», немного постояв на улице, и, проводив девочку взглядом, зашла в дом и стала стелить постель. «Эх, не отпустит ведь», думала про себя баба Аня. Спустя несколько минут в дверь постучали. Лишь старушка отворить дверь, как Севиндж вбежала в дом и стала оживленно о чем-то говорить:
- Мама сегодня пирожки готовила, а мне даже не сказали. Они почти все сожрали, мама только две штуки оставила. Я сюда принесла. Одна тебе, одна мне. Держи!
Сказав все это, девочка протянула пирожок, сжатый в левой руке, старушке, тот, что был в правой, она уже успела откусить по дороге, и сейчас, закончив свою речь, стала его доедать.
- Ты же знаешь, у меня зубов нет. Ешь сама – с улыбкой на лице произнесла баба Аня.
Севиндж такой ответ пришелся по душе. Она радостно прошла в гостиную, уселась на диван и включила накрытый белой кружевной салфеткой телевизор. Баба Аня очень редко смотрела телевизор, и очень редко ела пирожки. Еще реже она ела шоколад. Месяц назад Севиндж на день рождение бабы Ани подарила ей коробку шоколадных конфет. Ей очень хотелось, чтобы старушка угостила ее первой, но та даже не открыла коробку. Севиндж уже и не надеялась больше отведать этих сладостей, но на днях увидела коробку целой и невредимой в шкафу с бельем. Севиндж знала, что не выдержит больше недели, и если баба Аня сама не предложит ей эти конфеты, то она сама попросит открыть эту коробку.
- Внучка, айда спать, – позвала из соседней комнаты баба Аня.
Старушка не могла запомнить непривычное для нее имя, и поэтому называла девочку просто внучкой. Севиндж уже умела писать и часто приносила бабе Ане кусочек белой бумаги с накарябанными на ней буквами, из которых состояло ее имя. Чтобы старушке не пришлось надевать очки, буквы были крупные.
Севиндж доела пирожки и вытерла руки о подол платьица, потом, стянув его через голову, запрыгнула на железную советскую кровать с панцирной сеткой, которая прогнулась под ее маленьким весом. Баба Аня выключила свет, потом прошла в соседнюю комнату и выключила телевизор. Перед сном старушка обходила все комнаты и, убедившись, что все в порядке, читала молитву перед сном. Самым любимым занятием девочки было, притворившись спящей, наблюдать за старушкой.
* * *
Белые занавески, не доходящие до середины окна, в ярком лунном свете казались серебряными. Тишину ночи изредка нарушал собачий лай, вслед за которым где-то далеко эхом отзывались другие собаки. Севиндж услышала скрип половиц и глубже зарылась в одеяло. Она знала, что сейчас баба Аня, уже перекрестив все комнаты, войдет в спальню и перед сном прочтет длинную молитву. Из-за лунного света глаза девочки ярко белели в темноте комнаты. Боясь быть замеченной, она закрыла глаза.
Баба Аня, стоя в дверях комнаты, начала шепотом читать молитву. Севиндж, чтобы разобрать хоть какие-то слова, старательно прислушивалась.
Она отчетливо услышала слова «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Господи Иисусе Христе…». Шепот становился все неразборчивее. Севиндж открыла глаза и увидела, как худощавая рука очертила в воздухе крест. Баба Аня стояла к ней лицом и девочка, закрыв глаза, продолжила претворяться. Через некоторое время шепот утих. Баба Аня легла в постель и обняла девочку.
- Если захочешь в туалет, разбуди. Я горшок возле двери поставила.
Севиндж решила было не отвечать, ведь она же притворялась спящей. Она подумала, что Баба Аня увидела, как она открыла глаза и если та знала, что она сейчас не спит, будет нехорошо не ответить.
- Хорошо.
Севиндж снова обуяло чувство вины, которое не позволило ей доесть свою картошку. Она видела, как баба Аня сильно верит в Бога, и думала, что расстроила ее своим отрицательным ответом. Но она даже не знала, кто такой Бог.
Тишину ночи разрезал детский шепот:
- А Бог это тот, кому вы молитесь, чтобы у нас все было хорошо?
- Да.
- А их много?
- Кого?
- Ну, Богов.
- Бог один.
- А почему мама молится другому Богу?
Наивный детский вопрос рассмешил старушку.
- Это тот же самый Бог, просто называет она его по-другому. Я тебя вот по-другому называю, а мама по-другому, но ты у нас все равно одна.
- Бабаня, а ты в Бога сильно веришь?
- Конечно. Я не только верю, я знаю. Вот он, например, тебя мне прислал.
Они уже разговаривали в полный голос, но после этих слов Севиндж вдруг села в постели и с живостью в голосе быстро протараторила:
- Это не Бог, это мой папа нас привез сюда. Папа, а не Бог.
Старушка, смеясь, успокаивала девочку.
- Ну, папа, папа. Все. Успокойся. Ложись.
Баба Аня, дождавшись, пока девочка успокоится, добавила:
- Вырастешь, все поймешь. А сейчас спи.
Она прижала девочку к себе и крепко обняла. Сейчас Севиндж свернувшись калачиком в объятиях этой старушки, чувствовала себя хуже, чем пять минут назад. Надо было просто сказать, что она тоже верит в этого Бога, и таким образом обрадовать старушку. С этими мыслями Севиндж заснула.
* * *
Стоя в сенях Севиндж долго смотрела на висевшую на крючке фуфайку. Подойдя к ней, она схватилась за подол и, несколько раз подпрыгнув, сняла ее с вешалки. Посмотрев по сторонам и убедившись, что никого нет, девочка накинула фуфайку на плечи. В сенях было темно и прохладно, и, укутавшись в теплую вещь, она немного согрелась. Кое-как вытащив руки из длинных рукавов, она попыталась застегнуться на три пуговицы, безвольно болтавшиеся по бортам фуфайки. Посмотрев вниз, она увидела только пальчики ног, все остальное было надежно укрыто. Закончив бой с пуговицами, она немного прошлась, подивилась удобству фуфайки и подумала, что будь у нее такой предмет гардероба, она бы с ним тоже не расставалась. За дверью она услышала шум и, не расстёгивая пуговиц, быстро сняла фуфайку через голову, а затем бросила ее на пол под вешалкой и, отдернув майку вниз, уже хотела уйти в гостиную, как дверь кухни отворилась и из нее вышла баба Аня.
- Ты еще не спишь?
- Я телевизор смотрела, - сказала Севиндж и прошла прямо в спальню, – а ты что делала на кухне?
- Чай пила.
Баба Аня принесла одеяло из соседней комнаты и накрыла его поверх одеяла, которым уже была укрыта Севиндж. Девочка сразу запротестовала и отпихивая от себя одеяло, громко проговорила.
- Не надо меня укрывать!
- Спи. Ночью будет холодно.
Старушка легла рядом с девочкой и, повернувшись к ней лицом, стала поправлять одеяла.
После некоторого молчания, Севиндж тихо сказала:
- Бабаня, покажи, как ты крестишься.
- Поздно уже, завтра покажу.
- Ну, покажи, - не унималась девочка.
Перевернувшись на спину, баба Аня подняла руку вверх и стала комментировать свои движения:
- Смотри, три пальчика сложила, и лоб, пупок, часы, кошелек.
Маленькая комната ярко освещалась полной луной и девочка ясно видела руку плывущую в воздухе, это движение ее всегда завораживало и сейчас перевернувшись на спину так же, как и баба Аня, она крестилась.
- Лоб, пупок, часы, кошелек, - шептала Баба Аня.
- Лоб, пупок, часы, кошелек - вторил ей голос девочки.
